— Ты, может, золото, Иван, тут ищешь? — спросил все-таки однажды Лопухин, глядя на песок, крупно перекатывающийся на дне ручья, когда они остановились на привал.

— Может, и золото… А может, и серебро! — ухмыльнулся по своему обыкновению Иван. — Да только не то, про которое ты думаешь.

Они шли так долго, что иногда Лопухину казалось: так они между деревьями будут плутать теперь всю жизнь! Часто ему приходила в голову и довольно правдоподобная мысль: а что, если, когда он заснет, Иван все-таки оберет его до нитки, да и бросит? Что он тогда будет делать?

Но, к его удивлению, в назначенную Иваном субботу в просвете меж деревьями вдруг показались серые крыши каких-то избушек.

— Уф! Жилье! — обрадовался Лопухин.

— Было когда-то и вправду жилое место, — заметил бородатый. — А сейчас это поселком-призраком называют. Хотя, — он хитро прищурился, — может, кого и обнаружим!

— Кого?

— Ты, парень, вот что… — Иван оставил его любопытство без ответа. — Обожди-ка меня тут! Посиди маленько на травочке. Доложить мне надо, кого я за собой притащил-то… Я скоро! — торопливо предупредил он.

И вдруг исчез. Ну просто, как дух лесной, растворился между деревьями. Только его и видели.

— Эй, Иван! — окликнул Лопухин.

Никто не отзывался. Спустя минут тридцать Никита уже по-настоящему заволновался. Неужели все-таки бросил его бородатый? Лопухин на всякий случай проверил рюкзак: все ли на месте?

И в это время послышался хруст веток… Сначала Никита решил, что от комарья, усталости и жажды у него начались глюки: из-за деревьев вместо одного Ивана появилось целых двое! И оба бородатые, в брезентовых куртках… Правда, у одного из двоих борода была седая.

— Познакомься, парень…

Лопухин протянул руку.

— Семанович, — представился седой бородач.

— Никита Лопухин.

— Ну, милости просим!

И седой сопроводил его до поляны, на которой, к удивлению Никиты, обнаружилось несколько латаных старых палаток.

— Располагайтесь… Сейчас кашку варить будем…

Чаевничать…

И оба бородача снова растворились между деревьями.

После чая Семанович наконец повел Никиту, как он объяснил, «на экскурсию».

— Вот это и есть поле, так сказать, нашей деятельности! — в ответ на немой вопрос, застывший в глазах Лопухина, объяснил он.

То, на что указывал Семанович, было довольно большой ровной площадкой. Дерн с нее был аккуратно снят. А сама она аккуратно зачищена и размечена колышками и бечевкой. Посреди площадки на коленях стоял Иван и лопатой ровно, слой за слоем снимал землю.

— Это называется раскоп, — объяснил Никите Семанович.

— Вы археологи? — удивился тот. — Настоящие археологи?

— Ну, я-то не то чтобы шибко настоящий. Так только — помогаю, — ухмыльнулся из раскопа Иван. — А вот Семанович археолог! Черный он только.

— Черный? Как это?

— Ну, так. Для себя копает. Без разрешения.

— И давно вы здесь? Как сюда добрались?

— Да Семанович с проводником, охотником местным, пораньше прибыл, — объяснил Иван. — А я вот, вишь, немного задержался. Дела дома были.

— А где ж охотник?

— Ну, где ему быть? — рассмеялся Иван. — Известно где! На охоте. Лося подстрелит — пир будет.

Ты только в обморок не падай. Они, местные, язык, губы, глаза и прочие деликатесы сырыми едят. Да ты не волнуйся, увидишь еще это чудо в перьях… Умора, а не парень… Ханта-манса этакая! Одним словом, абориген и туземец.

Глава 5

Выходило, что Никита все-таки добрался, куда хотел… Брошенный жителями поселок, возле которого разбили свой лагерь черные археологи, и оказался той самой Тавдой. А по картам, найденным у убитого парня, по нарисованным им планам выходило, что это и есть то самое место, которое Никите нужно. Так все оно и было: нарисованные домики, деревья, река — все существовало в реальности.

С южной стороны, недалеко — метров триста — от заброшенного пустующего поселка Тавда, расположенного по среднему течению реки Пелым, и должно было находиться отмеченное крестом место. Возможно, не только на плане, на бумаге, отмеченное крестом, но и в реальности. Но как он может выглядеть, этот крест, в реальности, Лопухин не знал. Может быть, это могильный бугор, а на нем крест? А может, и в жизни точно так же, как нарисовано на бумаге: дерево, помеченное крестом?

В общем, сколько ни бродил Лопухин по лесу возле брошенного поселка между деревьями, все было без толку. К тому же для городского человека все деревья в лесу были одинаковы, и в какой-то момент, когда, выбившись из сил, Никита останавливался, выяснялось, что вроде как он топчется на одном месте.

Окончательно разочаровавшись в собственных усилиях, он вернулся к археологам и, присев на сваленном неподалеку от раскопа дереве, закурил. Курил и вполуха слушал, как Иван и Семанович бормочут друг с другом, ползая на коленках по раскопу.

— Осторожнее, Иван…

— Да я и так уже не дышу! Снимаю таким тонким слоем, уже тоньше папиросной бумаги!

— Нет, все! Убирай лопатку. Дальше будем работать кисточками.

— Думаешь, жмурик?

— Уверен.

— Баба?

— Ну, ты видишь, сколько украшений?

— Думаешь, знатная была мадам?

— Я думаю, речь вообще идет об уникальном захоронении. Возможно, это будет находка века.

— Вдруг опять жрица?

— Я уже об этом подумал…

— Ух ты…

— Да, такая красотка, до Москвы не довезешь…

Как нам ее отсюда увезти-то? Надо бы помалкивать до поры до времени… Такой материал в руки приплыл…

— Само собой, надо помалкивать…

— Слыхал? Охотник Аулен говорит, вертолет недавно вроде бы прилетал.

— Вертолет?

— Кто, что — неизвестно! Не знает он. Слышал только, что винты шумели.

— Думаешь, конкуренты?

— Все может быть!

— А знаешь что, Иван…. Убери-ка завтра с утра пораньше из лагеря этого местного охотника.

— Ты думаешь?

— Дую на воду, чтобы не обжечься на молоке!

— Неужели и его боишься?

— И очень. Если это и вправду то захоронение, о котором я мечтал, нам, если здешние прознают, голову свернут!

— Да ты че?! Они же кроткие, туземцы. Аборигены, одним словом. Белых почитают.

— Кроткие-то кроткие… А вот если бы твою прапрапрабабушку раскопали, ты бы как себя повел?

— Ну, не знаю…

— Вот и я не знаю, как они себя поведут. Это ведь исконные места их расселения. Их могилы.

Заинтересованный работой черных археологов, Лопухин подошел поближе.

На дне раскопа, и правда, лежало нечто похожее на косточки — серенькие, жалкие, хрупкие какие-то.

А все остальное, чем восхищались археологи, ну просто страх… Тоже мне серебряные украшения! Нечто невзрачное — и взглянуть-то не на что… Возможно, только наметанный взгляд специалиста и мог разобрать, разглядеть в этом какую-то ценность.

— А ты думал, подойдешь — и зажмуришься? Со дна могилы горы серебра сверкают? — усмехнулся Семанович, поймав недоуменный, разочарованный взгляд Лопухина.

— Ну, как вам сказать… — замялся Никита.

— Эти находки, парень, твоему сверканью сто очков вперед дадут! Какой-нибудь ученый или коллекционер-фанатик в Хельсинки или Будапешта выложит за такие вещи немало.

— Почему именно там?

— Ну, видишь ли, по одной из существующих научных теорий, не все с ней, правда, согласны, угрофинны, предки нынешних мадьяр и «фиников», отсюда, из-за Урала, до Европы дотянули…

— Ну да?!

— Ага… Как говорится, тоже «пол-Европы прошагали, полземли»… Ну, только давно это было, до нашей с вами, голубчик, эры. Климат менялся. Потепления, похолодания и все такое прочее, вот и мигрировали народы помаленьку.

— Любопытно…

— Вот-вот… Так что и венгры, и финны этой темой активно интересуются. Это у нас сейчас такие исследования в загоне — денег-то на снаряжение археологических экспедиций нет. А иностранцы денег на изучение своих корней не жалеют.